ПАНЭТИЙ (Παναίτος) Родосский (ок. 180 до н. э., Линд, Родос — после 110 до н. э., Афины ?) — греческий философ, реформатор стоицизма, основатель учения Средней Стой. Происходил из старинного рода. Учился в Пергаме у Кратета из Малла; в Афинах слушал Диогена Вавилонского и Анттатра из Тарса, после которого возглавил стоическую школу (ок. 129 до н. э.). Некоторое время жил в Риме, где поддерживал отношения со Сципионом Эмилианом и Полибием. Помимо философии занимался, по-видимому, историей и географией. Наиболее известные ученики — Дионисий Киренский, Гекатон Родосский, Посидоний. От сочинений Панэтия — “О промысле”, “О надлежащем” (в трех книгах), “О философских направлениях”, “О Сократе”, “О благодушии”, письма к Туберону — сохранились незначительные фрагменты (ок. 70), что крайне затрудняет реконструкцию его учения.
Программной целью Панэтия было, по-видимому, создание “синтетической” философии путем обогащения стоической доктрины элементами платонизма (а также перипатетического и др. учений). Прокл (In Tim. I p. 162, 12 Diehl) считает Панэтия платоником. Теорией познания (как и логикой) Панэтий, видимо, специально не занимался. Его физическая доктрина излагалась, вероятно, в трактате “О промысле”. Как и Боэт Сидонский, он (возможно, под влиянием критики Карнеада) отрицал учение о “воспламенении” (Philo. De aetem. m. 76; Cic. Denat. deor. II 118); сомневался в мантике (Ос. De div. II 88; Diog. L. VII 149), хотя и не отрицал ее открыто. Провиденциально гарантированное совершенство космоса должно свидетельствовать в т.ч. и о том, что человек как носитель разума — венец творения (Сгс. De div. II 139; 141). Панэтий может быть назван вторым (после Христпа) реформатором стоической антропологии. В отличие от Хрисиппа он считал, что аффективная сторона души существует самостоятельно наряду с разумной: часть души — импульс, часть — разум (Cic. De off. 1101; 105; 132). Душа смертна: в этом одном, по словам Цицерона, Панэтий разошелся с Платоном (Tusc. 179). Однако Панэтий допускал только психологический, но не метафизический дуализм, который совершенно разрушил бы все здание стоической догматики.
Трансформация психологии привела Панэтия к серьезным новациям в этике (“О надлежащем”). Формула конечной цели “жизнь согласно побуждениям, данным природой” (το ζην κατά τας δεδομένος εκ φύσεως άφορμάς — Cl. AI. Strom. II 21, 129,4) подразумевала включение в понятие блага “природных” ценностей — здоровья, красоты и т. п. — и смягчала ригоризм раннестоической этики: четыре природных влечения — к познанию мира, к общению с др. людьми, к возвышению собственной души (к главенству) и к упорядочению жизни (De ff. 111—17) — развиваются в добродетели и одновременно служат основой “надлежащего”. Совокупность этих влечений передается понятиями “нравственно-прекрасное” (καλόν = = honestum), или “подобающее” (ιφέπον = aptum, decorum) (ib. 114; 1126), подчеркивающими момент разумно-природного и эстетически упорядоченного долженствования: все, что “нравственно-прекрасно”, “подобает” (I 94; 96). Т. о., впервые в истории стоической догматики традиционные добродетели (лишь мужество заменено “величием души” — μεγαλοψυχία = magnitude animi) непосредственно выводятся из “первичного'по природе”, “надлежащее” приравнивается к добродетели, а “безразличное” возвышается до блага, без которого невозможно счастье (Diog. L. VII 128), — этим открывается путь (хотя и не пройденный до конца) для соединения благополучия и добродетели в счастье. Образ “мудреца” для Панэтия был, вероятно, лишь необходимой методологической абстракцией (ср. Sen. Ep. 116,5). Вершину реального “продвижения” к мудрости представляла добродетель “величия души”, связывающая этику Панэтия с его политической программой: синтез справедливости и мужества воплощается в совершенном государственном деятеле, вроде Сципиона; государство — нравственная институция, корни которой уходят в первичные влечения (ы'c. De rep. 134). Вероятно, не без влияния Панэтия в кружке Сципиона стал оформляться круг ценностей, смысл которых Цицерон выразил в понятии humanitas: совершенство человеческих способностей, оформленное как риторическое совершенство, благовоспитанность и общая “цивилизованность” (Ос. De or. 133; 71; II 85-86; III 58; 94 etc.; Quintil. Inst. or. II 15,33).
Фрагм.: Panaetii Rhodii fragmenta, coll. M. van Sraaten. Leiden, 1952, 2 ed. 1962; Panezio di Rodi, Testimonianze, ed., trad. e comm. F. Alesse. Napoli, 1997.
Лит.: PohlemM. Antikes Führertum, Cicero “De officiis” und das Lebensideal des Panaitios. Lpz.—B., 1934; Labowski L. Die Ethik des Panaitios. Lpz., 1934; Straaten M. van. Panétius, sa vie, ses écrits et sa doctrine avec une édition des fragments. Amst., 1946; GrilliA. Studi paneziani.— “Studi ital. di filol. class.” 29, 1957, p. 31—97; Steinmetz F.-A. Die Freundschaftslehre des Panaitios nach einer Analyse von Ciceros “Laelius de amicitia”. Wiesbaden, 1967; DyckA. R. The plan of Panaetius's Peri tou kathekontos.— “American Journal of Philology” 100, 1979, p. 408—416; Idem. On Panaetius' conception of megalopsychia.—“Museum Helveticum” 38, Г981, p. 153—161; PuhleA. Persona. Zur Ethik des Panaitios. Fr./M., 1987; Alesse F. Panezio di Rodi e la tradizione stoica. Napoli, 1994.
А. А. Столяров